Во-первых, на Сашеньку пахнуло непередаваемым букетом запахов. Да таких, что девушке с трудом удалось сдержать рвотные позывы. Пахло пригорелой, а также протухшей, прокисшей и прочей не пригодной в пищу едой. С ужасом Саша поняла, что пахло также и тем, во что еда превращается в процессе переработки (а также и недоработки) человеческим организмом. Прочие ароматы, такие как застарелые запахи пота, табачного дыма, водочного перегара, – казались на фоне прочего чуть ли не ароматизаторами.
Во-вторых, в прихожей квартиры было темно.
В-третьих, тот, или скорее то, что стояло, покачиваясь, перед девушкой, было существом без пола и возраста.
То есть, ожидала-то Саша увидеть древнюю старушенцию, а потому и приняла сначала открывшего дверь человека за старую женщину, но сомнения тут же захлестнули взбунтовавшее сознание. Сначала оно споткнулось о предполагаемый возраст. Ведь человек, которому за восемьдесят, в любом случае должен иметь морщины и седые волосы. И если волосы еще можно перекрасить (если осталось что), хотя и вряд ли в таком возрасте этим заморачиваются, то морщины скрыть гораздо сложнее (сомнительно, чтобы обитатель подобной квартиры имел средства на пластическую операцию). Так вот, морщин-то как раз у открывшего дверь существа не было. Впрочем, возможно потому, что лицо у него представляло собой вздутый синяк, откуда поблескивала щелочка глаза. Волосы теоретически могли оказаться и седыми, но были настолько грязными, сальными и слипшимися, что истинный их цвет определить в настоящий момент не имелось возможности.
Пол существа разум также не смог определить. Единственным отличительным половым признаком оказалась юбка. Но она была настолько грязной, мятой и драной, что и юбкой-то ее называть не поворачивался язык.
К отвисшей нижней губе человекоподобного нечто прилип папиросный окурок. Это оказалось единственным, на чем Саша смогла остановить взгляд дольше двух секунд, без того, чтобы не украсить дверной дерматин новыми цветными разводами, а прихожую – дополнительными запахами.
Впрочем, и на хабарик ей долго полюбоваться не дали.
– Чего тебе? – сплюнув папиросные останки прямо под ноги Сашеньке, спросило существо. Судя по голосу, оно, скорее всего, принадлежало когда-то к прекрасной половине человечества.
– Ми… рон здесь живет? – с трудом уговорив организм не совершать непотребства, спросила девушка.
– Ми-и!.. – икнуло чучело, – …рон? Это который?
– А что, их у вас несколько?
– До хрена, – кивнуло существо, потеряв при этом равновесие, и чуть не упало. Но все-таки непостижимым образом удержалось на ногах и даже сумело махнуть в темную глубь квартиры рукой: – Любого выбирай!.. А ты выпить принесла?
Переход от одной темы к другой произошел стремительно. Но, как выяснилось, это лишь Сашеньке темы показались несвязанными между собой. У человекоподобной особи на сей счет было иное мнение.
– Дашь пузырь, бери Мишку. Если он с тобой еще пойдет!.. – затрясла она перед Сашиным носом грязным пальцем с обломанным ногтем. А потом омерзительно захихикала и крикнула, нелепо вывернув голову: – Мишка, ты с ней пойдешь?!..
– К-какой еще Мишка? – поперхнулась Сашенька. – Я про Мирона вас спрашивала…
– Да какая, на хрен, разница? – особь изумленно раскрыла, насколько смогла, единственный доступный на данный момент глаз. – Вот тебе не все равно, Мишка или Гришка? Там еще Серега вроде сидит… или уже лежит.
– Мне – не все равно, – для чего-то вступила в дискуссию Саша. – Вернее, Мишка или Гришка – все равно, но Мирон или они с Серегой – нет.
– Что нет? – закачалось существо. – Пузыря нет? Так сбегай. Никуда твой Митрофан не денется… Он уже и с табуретки встать не хо… не мо… ни бе, ни ме. Одна я – как стеклышко, а мужики – а!.. – Пугало презрительно махнуло вглубь квартиры. – Слабаки! Во всем. На хрен тебе этот Митька?.. Он же в сосиску уже!.. Ты сбегай лучше за пузырем, и мы вдвоем с тобой посидим, выпьем, это… как его?.. посудачим о нашем, о девичьем… Мне ведь уже двадцать пять годочков стукнуло, я за-а-амуж хочу-у-ууу!.. – Несчастное создание затряслось вдруг в рыданиях и кинулось было с объятиями к Сашеньке, но поскольку та сумела в последний миг увернуться, пролетело через всю площадку и с грохотом затормозило о соседскую дверь.
Саша не стала дожидаться развития событий – разборок с соседями и прочих увлекательных действий – и стремительно поскакала вниз по ступенькам, словно горная козочка.
Девушка пулей вылетела на улицу, жадно вдохнула свежего морозного воздуха, и он показался ей настолько чистым и вкусным, что она принялась его буквально глотать, словно родниковую воду в знойный июльский полдень. От наслаждения Сашенька даже зажмурилась и, разумеется, не могла заметить, как подскочил к ней взволнованный Мирон.
– Ты чего же так долго? Я извелся тут окончательно! Думал уж, что ты тоже… того… в иное измерение провалилась. – Тут Саша раскрыла глаза и Мирон испуганно добавил: – Да шучу я, шучу насчет измерения!..
– Ох, Мирон, – покачала головой Сашенька. – Если бы ты только знал, какое я сейчас измерение видела! Вот уж где параллельный-то мир. Параллельней не бывает.
– Что?.. – дернулся парень. – Ты нашла проход?!
– Уж нашла, так нашла, – вздохнула Саша. – Такой проход, что его даже задним назвать много чести будет. – Тут она посмотрела вдруг на Мирона с непонятным подозрением и резко сменила тон: – Послушай, ты, фантазер!.. Ты куда меня привел? Ты знаешь, что я сейчас пережила?! Да ты… да ты… Ты мерзкий, жалкий врунишка!.. Ненавижу! Ненавижу!..
Девушка внезапно бросилась к парню и заколотила ему по груди кулачками, продолжая что-то бессвязно выкрикивать. От неожиданности и изумления Мирон даже не стал защищаться. Впрочем, бешеный Сашин натиск быстро утих, и девушка заплакала, размазывая по щекам слезы рукавичкой. Рассудок Мирона не успел еще сориентироваться в стремительно меняющейся ситуации, а руки парня, словно они соображали быстрее, уже схватили Сашеньку за плечи и прижали к молотящему, словно набатный колокол, сердцу.
Так они стояли, обнявшись, замерев, будто ледяные скульптуры, очень долго. И лишь Сашины всхлипы нарушали совсем не городскую, поистине волшебную тишину. Саша же первая и отстранилась от Мирона.
– Ладно, все, – сказала она, судорожно вздохнув. – Теперь уже точно все. Ты сам виноват, Мирон. У нас ведь могло все так быть прекрасно!.. Вот, как сейчас… – Саша вздрогнула и что есть силы замотала головой: – Но нет-нет-нет!.. Ничего больше не будет! Прощай! Я не могу жить в нескончаемой лжи.
– Нет… – тоже затряс головой Мирон. – Нет, Саша, нет! Я никогда и ни в чем не лгал тебе! И почему… Почему ты именно сейчас говоришь мне такое? Потому что узнала, что я здесь не живу? – махнул он на окна двухэтажки. – Но ведь так и должно быть, как ты не понимаешь! Я живу в этом доме, только не здесь, а там, в другом мире!.. Если бы ты застала здесь и сейчас мою квартирную хозяйку, и она бы подтвердила, что я ее постоялец, – вот тогда-то бы я и оказался лгуном… – Мирон замолчал вдруг и звонко хлопнул по лбу ладонью: – Какой же я тупица! Ведь у меня с собой паспорт! Я ведь прописан по этому адресу!.. Временно, правда, но отметка в паспорте есть…
Парень полез за пазуху и быстро вынул оттуда все ту же книжицу в темной обложке, в которой он хранил газетную вырезку о покорителях Марса.
– Вот, смотри, – протянул он документ Саше. – Нагорный переулок, дом восемь, квартира шестнадцать.
– Не видно ж ничего, – буркнула все еще насупленная Сашенька. И, не оглядываясь на взъерошенного, внутренне ликующего парня, зашагала к ближайшему работающему фонарю.
Там она раскрыла паспорт Мирона, но долистать до страницы с пропиской не успела. Увидев то, что значилось на первой странице документа, она оцепенела и жадно, как несколько минут назад, стала глотать морозный воздух. Потом трясущимися руками опять поднесла к глазам раскрытую книжицу. И вновь прочла то же самое, что и в первый раз. Глаза ее не обманывали. Большими, торжественно-витиеватыми буквами на первой странице документа было написано: «Паспорт подданного Российской Империи».
Глава 7. Писательский кризис Брока, последующее самобичевание и обнаружение пропажи дочери, которая знакомится с альтернативной географией
Брок бесновался. Неистовствовал! Сказка у него не получалась. Точнее, получалась, но именно что сказка. Сказочка для дошколят. А ему хотелось написать серьезную вещь. То есть, как раз не серьезную, а юморную, но серьезную в том смысле, что она… должна быть… должна стать… В общем, даже определиться, что именно он хотел написать, сыщик не мог. И это его неимоверно злило.
Брок редко выходил из себя, но сейчас как раз вышел. Сначала он убедился, что никого больше в офисе нет, а потом стал буянить. Удалил файл с началом неподдающейся сказки, порвал в мелкие клочья распечатанные страницы, раскидал их по кабинету и стал носиться по нему взад-вперед, жестикулируя и приговаривая:
